Экспертный доклад Михаила Кривоносова и Вячеслава Манягина Изборскому клубу (в сокращении)
Основная проблема Российского государства и российского общества — отчуждение государства от власти и народа от государства. Это естественно для современной капиталистической формации, где реальная власть принадлежит глобальным монополиям (ТНК) и банковским структурам. ТНК не только переросли государственные границы, но и смогли использовать свои базовые государства в собственных целях. Государство для ТНК одновременно и враг, и инструмент в борьбе с конкурентами.
Такая ситуация обусловлена тем, что мы живем в эпоху кризиса социально-политической системы капитализма, который достиг пика своего развития — глобального рынка. Условной временной границей возникновения глобального рынка могут служить две исторические вехи: уничтожение Советского Союза (1991) с последующим включением его обломков в мировую капиталистическую систему и создание ВТО (1995). На сегодняшний день в ВТО входят более 160 национальных государств. «Пределы роста» капитализма достигнуты, для этой социально-экономической системы нет больше возможности экстенсивного развития на нашей планете, нет больше неосвоенных рынков. На повестке дня «хозяев истории» стоит вопрос о трансформации капитализма в новую экономическую, социальную и политическую систему. В результате этой трансформации канут в Лету такие атрибуты капитализма, возникшие вместе с ним на заре Нового времени, как национальные рынки (по существу, они уже приказали долго жить), нации и национальные государства.
Тут необходимо отметить, что кризис капитализма совпал с цивилизационным кризисом. Впервые за много тысячелетий с момента перехода человека разумного от собирательства и охоты к земледелию и скотоводству (что позволило создать государство как форму социальной организации человечества) мы пришли, на основе развития науки и техники, к тому, что человечество может отказаться от государства.
Пока что вырисовываются два основных проекта, за которыми стоят две группы мировых элит: или глобальный мир «корпораций-государств» под управлением банков и ТНК, или распад глобального рынка на региональные, ограниченные рамками «государств-цивилизаций». Но в том и другом случае сохранение такой формы организации человеческого общества как государство либо не предусматривается совсем, либо остается под вопросом: двойного удара ТНК и технического прогресса государство с большой вероятностью не выдержит и как форма самоорганизации человечества исчезнет навсегда.
Однако в настоящее время все больше признаков указывают на то, что побеждает проект «государств-цивилизаций» — бóльших, по сравнению с национальными государствами общностей этносов и народов, объединённых единой цивилизационной основой. Среди таких наиболее вероятных государств-цивилизаций можно назвать западноевропейскую, евразийскую, индийскую, китайскую, североамериканскую и южноамериканскую. При определённых условиях к ним может добавиться арабская и южноафриканская. Основой таких государств-цивилизаций могут стать межгосударственные союзы, такие как Европейский, Евразийский, Североамериканский союзы (США, Канада и Мексика), Союз южноамериканских наций и др. Создание государств-цивилизаций приведёт к образованию региональных (цивилизационных) рынков и позволит «перезапустить» существующую ныне социально-экономическую систему без её кардинального слома, сохранив такие привычные институты человеческого общества, как этнос, семья, политическая властная вертикаль, привязанная к определённой территории, и др.
И первый, и второй проект учитывают тот факт, что человечество находится на пороге новой научно-технической революции, которая должна пройти в 2020-х годах. В случае победы «глобального» проекта, достижения этой НТР будут направлены на изменение физической и духовной сущности человека путём его трансформации с помощью новых технологий. В результате человек превратится в кибернетический организм, что приведёт к непредсказуемым результатам. Более 10 лет назад Европейская комиссия по этике уже признала допустимым внесение таких изменений в человеческое тело. Как следствие, человечество не только утратит свою сущность, но и подвергнется сегрегации: большая часть его представителей получат сильное рабочее тело и ограниченную жизнь, а меньшая — повышенные умственные способности и практически бесконечное биологическое существование. Морлоки и элои Г. Уэллса, описанные им в романе «Машина времени», обретают реальность в ближайшем будущем.
Итак, сегодня человечество стоит на пороге не просто очередного кризиса, а кризиса невероятной силы, которого не было уже несколько тысяч лет — со времён неолитической революции, когда возникло разделение труда и появилось государство как форма социальной организации человечества. Этот кризис имеет цивилизационный характер и угрожает самим основам человеческого общества, таким как государство и этнос. Более того, он угрожает биологической и духовной сущности самого человека.
Мы стоим на исторической развилке между плохим («глобальный» проект) и неизвестным («цивилизационный» проект). Можно лишь предполагать, что второй вариант предпочтительнее. В случае его реализации сохраняется семья, общественная мораль, привычная структура общества, человечество избегает «технотронного фашизма» и сегрегации на «золотой миллиард» и «лишних» людей, что прокламирует «глобальный» проект.
Но для реализации «цивилизационного проекта» Россия должна решить еще одну задачу: объединение евразийского пространства и создание на его основе собственного государства-цивилизации, имеющего ядро (Россия) и два слоя — «внутренний» («Русский мир») и «внешний» («Евразия»). Для этого Россия должна активно объединять и организовывать это пространство, вернуть себе на нём былое значение, стать центром притяжения для Евразии. Но это возможно, только если Россия вновь сможет сказать миру «новое слово» — стать примером для человечества, самодостаточной и могучей экономической и военной державой, и, главное, обществом социальной справедливости, вдохновляемым высокими духовными идеалами, Промыслом Божьим.
Этому препятствует, прежде всего, то, что в нашей стране отсутствует система тесной и плодотворной взаимосвязи народа и власти (что и не удивительно, учитывая отмеченную выше отчуждённость власти от государства, а общества — от последнего), которую на современном политическом языке часто называют «гражданским обществом». Несмотря на то, что в нашей стране постоянно говорят и пишут о нем, понятие «гражданского общества» так до сих пор и не сформулировано, имеет откровенно популистский характер. За 30 лет поисков «своего пути» политики и обслуживающий их персонал советников, аналитиков и «научного сообщества» так ничего и не выдал «на горá», кроме путаных, бессодержательных фраз.
Заглянем, для примера, в «Цели и задачи» общероссийского общественного движения «Гражданское общество»:
Система гражданского общества должна стать основой для решения стоящих перед нашей страной и народом задач. Но каким должно быть российское гражданское общество, соответствующее нашим историческим и национальным традициям? В чём его отличие от западного гражданского общества? (1).
Расхожая формулировка, внедряемая в умы наших соотечественников, утверждает, что гражданское общество — это
В XVI в., в период Реформации, именно «третье сословие» породило протестантизм. Это был западноевропейский вариант «гражданского общества» — автономной от государства структуры, содружества людей, придерживающихся одних взглядов, не совпадающих с позицией официальной церкви и государства. Социальные катаклизмы, сопровождающие данный процесс, были ужасны: от буржуазной протестантской революции в Нидерландах, Варфоломеевской ночи во Франции, Тридцатилетней европейской войны и Английской революции 1649 г. до Французской буржуазной революции и Наполеоновских войн конца XVIII — начала XIX вв. Становление европейского гражданского общества стоило Европе миллионов жизней.
Из этого раскола западного социума и растут корни сегодняшнего противопоставления гражданского общества и государства. Видимо, поэтому многими мыслителями, от Дж. Локка до В.И. Ленина, государство рассматривалось исключительно как аппарат насилия, подавления и безусловный антагонист противостоящего ему гражданского общества. Последнее стало восприниматься как особый инструмент для защиты прав человека от произвола человеком же созданного государства (3).
Насколько эта раскольничья концепция гражданского общества, порожденная на Западе, адекватна российским реалиями? Да и не только российским, а шире — насколько такое гражданское общество соответствует основной, общемировой линии исторического развития? Ибо западноевропейский социум — всего лишь уродливая и временная флуктуация, боковая ветвь истории человечества, толкающая его к моральной, духовной и физической гибели, что отчётливо проявилось в реалиях современного Запада.
Противоположная буржуазной западноевропейской иная концепция гражданского общества, определяемая как система взаимодействия социума и государства, возникла ещё в античности. Тождество понятий «гражданское общество» и «государство» было отражено уже в трудах древних философов. Со времен Аристотеля (384–322 гг. до н.э.) эти две сферы рассматривались в нераздельном единстве. Общность, государство, koinonia, civitas были единым социальным и политическим целым (4).
В эпоху Возрождения таких же воззрений придерживались Н. Макиавелли и Ж. Боден, считавшие, что именно государство гарантирует права и свободы граждан. После террора, сопутствовавшего победе буржуазных революций, античная концепция взаимодействия государства и социума вновь возрождается как антитеза западному гражданскому обществу: к ней обращаются Наполеон I, К. Меттерних, С. Уваров и К. Победоносцев, которые были убеждены, что именно государство является инструментом формирования гражданского общества, воспитания гражданского самосознания подданных.
Хотя современная официальная историческая мысль и придерживается той точки зрения, что гражданское общество в России стало
формироваться
только во второй половине XIX в., при императорах Александре II и
Николае II, но если взглянуть на нашу историю непредвзято, то Земские
соборы Ивана Грозного, и особенно Земские правительства Первого и
Второго ополчения, — вершина русского гражданского общества именно в его
античном, древнем понимании — как взаимодействие власти (государства) и народа (общества) на благо подавляющего большинства граждан (5).
Вторая после эпохи Ивана Грозного попытка построить реальное гражданское общество в России была предпринята при И.В. Сталине: в 1930-е гг. он «предпринял слабую попытку разделить гражданское общество и государство, сделать партию элементом гражданского общества и даже планировал альтернативные выборы, но в условиях грозящей войны и сопротивления бюрократии этот проект был свернут» (6). А после войны новый сталинский план построения гражданского общества в нашей стране был прерван смертью генерального секретаря ЦК КПСС.
Волюнтаризм Хрущева, брежневский застой и горбачёвский развал страны поставили крест на попытках создания советского гражданского общества. Его возможность в нашей стране была под вопросом вплоть до самого последнего времени, когда начался болезненный, неоднозначный и вовсе не являющийся неизбежным процесс возрождения российского государства. Ибо, действительно, нельзя же всерьёз воспринимать как гражданское общество конгломерат различных организаций с пышными названиями, большинство из которых существует на гранты либо зарубежных антироссийских сил (таких как Фонд Сороса), или находится на содержании местных корпораций и олигархов?
В нашем представлении гражданское общество, соответствующее современному этапу исторического развития России, — это социально-политическая система взаимодействия власти и народа, осуществляемого через личную инициативу отдельных граждан, общественные организации, местное самоуправление и структуры государственного аппарата, направленного на укрепление государства и построение в его рамках такого общественного строя, который бы удовлетворял представлениям о законности и социальной справедливости подавляющего большинства граждан нашей страны в целях сохранения социального мира и поступательного развития государства и общества.
Конечно, с этим определением можно не соглашаться, дополнять его или изменять, но главное в нём должно остаться: это постоянное легитимное, профессиональное взаимодействие власти и общества, их обоюдное стремление к единству, законности и справедливости, а не противопоставление и вражда, которые характерны для определений гражданского общества западного образца.
Это взаимодействие должно осуществляться на всех уровнях управления страной — от муниципального до регионального и федерального на основе настоящего местного самоуправления без какого-либо партийного влияния, тем более без влияния т.н. «правящей партии».
***
Таким образом, перед нашим обществом и властью стоят три задачи, которые мы должны решить, чтобы выжить в ближайшем будущем:
1) преодолеть отчуждение государства от власти и общества от государства;
2) преодолеть социально-экономический кризис капитализма с выходом на новую ступень развития;
3) избежать ошибок на пути преодоления цивилизационного кризиса и построить на просторах Евразии такую социально-политическую структуру, которая будет наиболее адекватна культурным и историческим традициям, экономическим и социальным особенностям народов Евразии в целом и России, прежде всего.
И начинать это строительство надо с создания в России реального гражданского общества как системы взаимодействия общества и власти.
Каким образом можно решить эти задачи? Ответ на этот вопрос мы можем найти в нашей истории. Для этого мы должны сравнить две исторические эпохи: время правления первого русского царя Ивана Васильевича Грозного и начало XXI века. Казалось бы, что между ними общего? Но если абстрагироваться от деталей эпох и обратить внимание на их определяющие черты, то мы увидим, что и XVI век, и ХХI являются переломными моментами в развитии человеческой цивилизации в целом и нашей страны в частности.
В XVI в. перед русским государством и русским народом стояли сходные современным задачи:
1) преодоление отчуждения от государства власти в пользу боярско-княжеской «олигархии»;
2) переход государства от Средневековья к Новому времени и создание в России новой социально-экономической и политической системы;
3) построение общества социальной справедливости и объединение вокруг Москвы Евразии, расколотой после распада Золотой Орды на несколько государств.
Эти задачи, в общем и целом, решил за 50 лет своего правления первый русский царь Иван IV Васильевич Грозный. В результате территория Российского государства увеличилась в два раза, население приросло на одну треть, Россия стала державой мирового уровня и обрела мощь, которая позволила ей преодолеть кризис Смутного времени и поддерживала её поступательное развитие на протяжении полутора столетий — до реформ Петра I.
В основу достижений государственного строительства царя Ивана IV легла его социально-политическая система «народной», или «земской», монархии, сочетающей жёсткую вертикаль власти с демократическим местным самоуправлением, точкой сбора которых был такой государственно-общественный орган, как Земский собор.
Земский собор и земское самоуправление Ивана Грозного должны стать образцом для создания в России государства, в котором гражданское общество может активно сотрудничать с вертикалью власти на всех уровнях, создавая условия для возрождения социальной справедливости в рамках нового «государства-цивилизации», сочетая принципы социальной справедливости с частной и государственной собственностью.
***
XVI век можно с полным основанием считать началом Нового времени: по всей Европе шёл процесс образования централизованных государств, буржуазия требовала себе политических прав, развивались мануфактуры, создавались национальные рынки, складывались нации. Этот кровавый революционный период эмансипации города и горожанина продлится до конца Наполеоновских войн и принесёт Европе неисчислимые бедствия, смерть и голод, но в результате сделает Европу владычицей мира, метрополией нескольких колониальных империй: Британской, Испанской, Голландской, Французской. До сих пор Европа пожинает плоды той эпохи, горделиво навязывая всему миру свои «общечеловеческие ценности».
А на восточной оконечности Европы, в России, процесс перехода к Новому времени хотя и начался в то же время, что и на Западе, но пошёл иным путём. Благодаря особенностям развития русской цивилизации, отсутствию в Русском государстве феодализма, по крайней мере в его европейском варианте, революционные изменения Нового времени пришли не в виде буржуазной революции «снизу», а в виде эволюционной трансформации государства «сверху». Преобразование Иваном Грозным здания Российской государственности прошло хотя и не бескровно, но в основном мирно. Орудием этого преобразования стали местное земское самоуправление и опричнина. Опричнина, как инструмент в руках хирурга, позволила царю оперировать точечно, оставляя в русском обществе всё здоровое и пригодное для нового мира. А результатом социально-политической операции стала «народная», или «земская», монархия, основанная на местном самоуправлении, Земских соборах и жёсткой вертикали самодержавной власти. Боярско-княжеская олигархия оказалась отодвинута на обочину истории, заработали социальные лифты наверх для сотен и тысяч неродовитых людей, которые получили возможность стать военачальниками, государственными чиновниками, предпринимателями, таких как Василий Грязной, братья Строгановы, Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский, да и будущие цари Борис Годунов и Михаил Романов были из той же обоймы «не-Рюриковичей». Россия вышла на старт новой эпохи вместе с другими европейскими странами, но в лучших по сравнению с Европой условиях социального мира и социальной справедливости.
К сожалению, после смерти Ивана Грозного произошел боярско-княжеский реванш, а через 20 лет после гибели великого царя, который был отравлен в 1584 году, началась Смута, обусловленная некомпетентностью Бориса Годунова и борьбой старой и новой элит за власть.
Пришедшая после Смуты к власти династия Романовых и вовсе обратила нашу историю вспять, позаимствовав на Западе реакционное и отжившее крепостное право и передав государственные земли в наследственное владение помещикам. Это, а не пресловутое «татаро-монгольское иго», затормозило развитие России и сделало неизбежными революцию и кровавую гражданскую войну 1917-1924 гг.
Таким образом, войдя в Новое время одновременно с передовыми государствами Европы, Россия смогла окончательно перейти к новому способу производства самой последней из всех европейских государств — даже позже таких аутсайдеров, как Германия и Италия. Но это не отменяет тот факт, что и для России XVI век стал веком Нового времени, в результате чего у нас были и свои экономические, политические и социальные преобразования, и своя эпоха географических открытий, в результате которой Русское государство охватило 1/6 часть суши — от Балтики до Аляски.
***
Как символ преемственности власти ханов Золотой Орды, московские Великие князья приняли золотоордынский герб — двуглавого орла, древний и священный символ восточных народов, известный ещё со времен Хеттской империи (II-I тысячелетие до н.э.) (7).
Следующим логическим шагом в закреплении Москвой своих претензий на господство над Восточной Европой было принятие в 1547 г. Великим князем Московским Иваном IV титула царя, равнозначного императорскому и закрепляющему за правителем Москвы не только право суверена над другими осколками Золотой Орды, но и статус представителя интересов всех православных христиан Европы и Востока.
Идеологической основой новой московской геополитики стало религиозно-политическое учение «Москва — Третий Рим», подразумевавшее не только то, что Московское царство (а с 1550-х гг., когда Москва присоединила Казанское и Астраханское царства, де-факто — империя) является наследником Рима и Константинополя, но и единственным на земле государством — представителем и защитником подлинной «русской веры» — русского варианта христианства (православия) в последние апокалиптические (в чем тогда все были уверены) времена и потому должна нести истину Христову во тьму неверия и язычества и защищать православных от еретиков и иноверцев.
Русское царство, в соответствии с такой идеологией, воспринималось и его правителем (Иваном IV), и народом как монастырь, в котором каждый человек имеет свое послушание (обязанность) перед государством и его главой, олицетворявшем и представлявшем Бога на земле (8). Эта идеология была разработана Иваном IV и его сторонниками (митрополит Макарий, Иван Пересветов) в теории самодержавной власти, или, как ещё называл эту систему Иван Солоневич в ХХ веке, «народной монархии».
Такая религиозно-политическая система, в соответствии с христианским учением о соборности, предусматривавшей консенсус при решении всех проблем и вопросов социальной и государственной жизни, требовала и нового социально-политического устройства, выражаясь современным языком — системы постоянного взаимодействия власти и народа, пронизывающей социум снизу доверху. И такая система была Иваном Грозным построена.
Она включала в себя, прежде всего, гражданское самоуправление на местах. «Излюбленные люди» (общее название выборных должностных лиц на местах) были известны еще с конца XV — начала XVI века, но только при Иване Грозном, с середины 1550-х годов, на значительной территории страны вводится земское самоуправление.
На первом Земском соборе 1549 г. царь объявил
Параллельно с созданием самоуправления на местах шло формирование высшего сословно-представительного органа Московского царства — Земского собора. Само слово «Земский», с одной стороны, подчёркивает его отличие от «Освящённого» (церковного) собора, а с другой — указывает на представительство выборных всей «земли» — российского государства.
Земский собор стал выразителем «соборности» — духовной основы нового социально-политического устройства государства, народной монархии, в рамках которой должны были объединить свои усилия народ и государь.
И надо понять, что речь здесь идёт не просто о совпадении интересов народных масс и царя, который совершенно осознанно поставил перед собой задачу создания централизованного государства и самодержавной формы правления.
В эпоху европейской централизации, когда феодальные монархии оказались на грани перехода к национальному государству Нового времени, многие властители не брезговали поддержкой третьего сословия на пути «исторического прогресса». Но то, что сделал Иван Грозный, принципиально отличалось от политики коронованных особ Европы. Он оказался тем редким правителем, который смог протянуть народу руку искренней дружбы и союза через головы придворного окружения и таким образом стать выразителем народного единства и символом национальной независимости, что подтверждает подлинно демократический характер его власти. В то же время как самодержец он не зависел ни от каких авторитетов и политических сил в стране и действовал в общенациональных интересах, ибо других у народного монарха быть не могло.
Эта совокупность религиозных и личностных установок как царя, так и народа и определила форму общения народа и власти на Руси — Земский собор, высшее сословно-представительное учреждение Русского царства с середины XVI до конца XVII века.
Чем Земские соборы Московской Руси отличались от западных парламентов? На Западе представительные органы выросли «из политической борьбы различных сословий» (10), которые, к слову заметить, были вовсе и не сословиями, а классами, вступившими уже изначально в борьбу за свои экономические и политические интересы, что неизбежно вело к расколу общества и социальным катаклизмам.
На Руси Земские соборы созывались Иваном Грозным как всесословные собрания — т.е. собрания не представителей классов, разделённых имущественным положением (отношением к средствам производства), а сословий, различающихся по своему общественному положению и обязанностям перед государством и обществом (миром) и объединённых общехристианским делом — построением православного государства, как «стены» вокруг церкви, орудия для спасения души. Соборность, консенсус сословий во имя общего дела, а не борьба социально-политических сил, каждая из которых тянет «одеяло» в свою сторону, — вот основное отличие Земских соборов от западноевропейских парламентов. Образно можно сказать, что Земский собор отличался от европейского парламента как церковное богослужение от политического митинга.
Другим важным отличием Земского собора времен Ивана Грозного от западного представительства были его состав и структура. Как указывает В.О. Ключевский, на Земских соборах второй половины XVI в. «представителями народа являются все должностные, служащие лица… Тесная органическая связь соборного представительства с местным управлением, построенным на личной ответственности и мирской поруке, даёт понять, для чего понадобилось оно правительству. Земский соборный представитель и помимо собора был ответственным дельцом местного управления. Самая важная для правительства особенность такого дельца заключалась в том, что его правительственная деятельность в своих отправлениях была гарантирована личною ответственностью и общественным поручительством» (11)
Таким образом, на Земских соборах Ивана Грозного присутствовали такие делегаты, которые уже были избраны населением как ответственные лица местной администрации, которые пользовались доверием и царя, и народа. Будучи представителями государства, эти административные деятели являлись одновременно и выборными от народа, или, говоря современным языком, — народными депутатами. Земский собор был един в двух лицах — и как народное представительство, и как некий государственный совет, состоящий из должностных лиц, призванный и решать важнейшие вопросы, и воплощать в жизнь свои же решения. Земский собор состоял из самых доверенных представителей народа, являвшихся в то же время доверенными представителями государственной власти.
В указанных выше особенностях Земского собора и было коренное отличие, определившее разницу в векторе развития Востока и Запада Европы в Новое время.
***
История Земских соборов — это история развития российского общества в Новое время, эволюции государственного аппарата, формирования общественных отношений, изменения в сословном строе. Формирование главного общественного института шло параллельно с формированием новой политической системы Российского государства в момент перехода от Средневековья к Новому времени. Огромную роль в этом сыграл сам царь Иван IV — человек незаурядного ума, один из величайших русских государственных деятелей за всю историю существования Российского государства. Именно он, опираясь на святоотеческое учение о симфонии властей, разработал теорию православного самодержавия.
С.М. Соловьёв писал:
Первый Земский собор — собор социального «примирения» (1549). Принятые на этом соборе решения (прежде всего — о создании местного самоуправления) свидетельствуют о том, что он был инструментом для решения важнейших государственно-политических вопросов, начиная от изменения тогдашнего «основного закона» страны — Судебника и заканчивая утверждением о необходимости реформ всех сторон государственной жизни. Именно этот собор заложил основы местного самоуправления, установив выборность народом должностных лиц повсеместно, в том числе и в частных владениях бояр, отгороженных прежде от государственной власти древней системой привилегий и иммунитетов. Можно сказать, что это был первый шаг по пути к «национализации» боярских вотчин, продолженный затем и уравнением вотчины с поместьем, и опричной чисткой Центральной России от самих вотчинников и их окружения, которую царь называл «перебором людишек».
Кризис противостояния старой и новой социально-политических систем вёл к обострению борьбы между удельной княжеско-боярской партией, с одной стороны, и поместным дворянством и царём с другой. Две эти силы сошлись в середине XVI века в борьбе за власть. Именно власть, а не собственность, как отмечает А.И. Фурсов, и была главным объектом борьбы этих сил, в чём и заключается специфика русской истории:
***
Вторым фактором, оказавшим значительное влияние на социальное и политическое развитие России в XVI в. была опричнина. Вопрос об опричнине — её характер, задачи, цели, результаты — один из самых острых и «водораздельных» для исследователей вопросов, поставленных перед исторической наукой эпохой правления Ивана Грозного.
А.И. Фурсов как основной результат опричнины указывает преодоление в целом и основном ещё «не стёртых» к середине XVI века «многих дефектов-реликтов киевской, владимирской и ордынско-удельной эпох, которые пришлось «кусать» и «выметать» опричнине… Опричнина до конца «дотёрла» удельную систему, устранив даже её следы; окончательно «переварила» Новгород и в значительной степени поставила под контроль церковь» (15).
В политическом смысле опричнина была тем, что сейчас называется «чрезвычайным положением». Царю законодательно предоставлялось право, без совета и приговора Боярской думы, судить бояр, реквизировать их имущество, отправлять в ссылку и даже казнить. Земский собор 1564/65 гг. вкупе с Боярской думой утвердил эти особые полномочия.
Так считает ряд известных историков. Как указывает академик Л.В. Черепнин (16), такого мнения придерживаются Н.И. Костомаров, А.А. Зимин, С.О. Шмидт, Р.Г. Скрынников. Причём особенность Земского собора 1565 г., утвердившего опричнину, как пишет Черепнин, «заключается в том, что он собрался не по инициативе царя, а по инициативе сословий, в отсутствие царя». Царь на этом соборе не присутствовал. Опричнина стала выбором (и, в какой-то мере, — даже требованием) народа, поддержавшего Ивана IV в его борьбе с боярско-княжеским олигархатом за единую сильную Русь во главе с царём, опирающимся на народ.
***
Однако, как уже говорилось выше, в правление Романовых и местное самоуправление, и Земский собор, и сама народная монархия как проект были свернуты, и Россия на два столетия погрузилась в абсолютизм, пришедший с Запада на смену православному самодержавию. Только к началу XIX века часть российской элиты пришла к пониманию необходимости общественных и экономических реформ. Но понадобилось еще полвека, восстание декабристов и поражение в Крымской войне, чтобы реформы, пусть и половинчато, стали воплощаться в жизнь.
После освобождения крепостных крестьян в 1861 г. важнейшей с точки зрения создания гражданского общества в России была реформа местного самоуправления, или Земская реформа. Первого января 1864 г. на части территории Российской империи было введено Положение о губернских и уездных земских учреждениях, которые регламентировало создание земских учреждений и выборы в них.
По существу, это были первые после Земских соборов всесословные органы местного представительства, и в этом качестве они могли бы сыграть решающую роль в преодоление перманентного социально-экономического кризиса, который поразил Россию в XIX в. и продолжался до 1917 г.
Однако, мало того что таким образом императорское правительство пыталось переложить заботы, в том числе и финансовые, о местном образовании, медицине, благоустройстве, соцобеспечении и даже тюрьмах на плечи населения, но и «бессословность» этих земств оказалась такой же извращённой, как и безземельная «свобода» бывших крепостных. Иначе и быть не могло, потому что буржуазные реформы не только запоздали как минимум на полвека, но и проводились в жизнь представителями отжившего класса помещиков-землевладельцев. По существу, все реформаторские усилия имперского правительства свелись к тому, чтобы как можно дольше сохранить за классом землевладельцев их преимущества, включая завуалированную зависимость от них бывших крепостных. Что привело к тому, что эти реформы не смогли снять имеющиеся противоречия, загнали их вглубь и стали катализатором дальнейшего раскола российского общества.
Разработанная в недрах МВД Земская реформа была призвана защитить дворянские интересы. Формально она предполагала, что в выборах мог участвовать человек любого сословия, но выборная многоступенчатая система с тремя куриями и многочисленные цензовыми ограничениями имущественного характера делала земство ещё одной попыткой власти стреножить исторический процесс, ограничить как буржуа, так и крестьянство.
Председателями губернских и уездных съездов были предводители дворянства. Существовал ряд ограничений для земств: земские собрания и управы были лишены права общаться между собой, они не имели принудительной власти, так как полиция им не подчинялась; их деятельность контролировалась губернатором и министром внутренних дел, имевшим право приостанавливать исполнение любого постановления земского собрания.
В целом, хотя земская и городская реформы самоуправления и создали некоторые минимальные предпосылки для развития гражданского общества в России, но фактически они служили инструментами сохранения в иной форме прежних привилегий господствующего класса землевладельцев и объективно вели к углублению революционного кризиса в стране. Перефразируя известное выражение, можно сказать: «Никто не хотел революции. Революция была неизбежна». И основная вина за это лежит на правящей элите, которая, утратив способность к политическому анализу, потеряв веру в Бога, забыв о своём предназначении, не смогла реформировать социально-политическую систему, использовать опыт народного представительства вечевого периода и Земских соборов, отказаться от евроцентристских идеологем, принимающих на Русской земле деструктивный характер.
Династия Романовых так и не смогла подняться до концепции народной монархии и, в конце концов, получила самоубийственную «войну всех против всех». В ответ на неспособность старых элит реформировать государственное устройство «сверху», социально-политический и экономический строй в России был революционным путём преобразован «снизу». Инструментом такого преобразования послужили Советы.
Считается, что советская форма государственного устройства явилась практическим воплощением марксистской теории о построении коммунизма путём установления власти диктатуры пролетариата. Однако, как минимум для первых лет Советской власти, утверждение о классовом марксистском происхождении власти Советов несправедливо. Первоначально Советы были созданы восставшими рабочими стихийно в 1905-1907 годах, затем существовали как органы параллельной власти в Российской Республике при Временном правительстве и были символом Советской России вплоть до её краха в 1991-1993 годах.
О самобытности и стихийности создания Советов народом свидетельствует и лидер РСДРП (б) В.И. Ленин. В 1906 г. он решительно отрицал марксистский характер Советов:
Наверное, не будет ошибкой сказать, что генетически Советы оказались связаны и с Земскими соборами, и с более древним органом русского самоуправления — вече. История завершила виток по своей спирали и вернулась к тому месту, где её естественное течение прервали Романовы — к Земскому собору как Совету всея земли.
История «короткого» ХХ века в России (1917–1991) показала всему миру возможность построить справедливое общество, в котором большинство людей чувствует себя не только социально защищенными, но и социально востребованными, призванными к активной общественной жизни, участниками исторических процессов.
Советы были блестящий попыткой построить в России гражданское общество, основанное на социальной справедливости, которое не удалось по двум причинам: невозможности одновременной социальной революции сразу в большинстве экономически развитых стран мира и первородному греху человеческому — жадности, который развратил советский народ, а партийную элиту привёл на стезю предательства.
Основную роль в разрушении советской модели организации общества сыграло противоречие между бесклассовым характером т.н. номенклатуры (советской правящей элиты) и её управленческой функцией (сейчас мы видим подобный процесс во многих глобальных корпорациях, где менеджеры высшего звена постепенно заменяют владельцев не только в сфере управления, но и становятся фактическими собственниками). Советская номенклатура, управляя огромными богатствами страны, не имела права на него, и в любой момент то или иное событие партийной жизни могло выбросить любого члена номенклатуры и его близких из привилегированного слоя.
Именно это, наряду с элементарной человеческой жадностью и стремлением к личному обогащению, стало причиной того предательства высшего партийно-хозяйственного слоя советского общества, в результате которого Советский Союз был разрушен изнутри, а представители номенклатуры оказались во главе вновь образованных государств, банков, концернов и корпораций.
И в настоящее время наличие политических партий (большинство из которых выражают либо интересы чиновников, либо находятся на содержании у тех или иных влиятельных экономических групп) и многочисленных «общественных», «неправительственных» и «некоммерческих» организаций вовсе не свидетельствует о существовании в современной России гражданского общества. Кризис российского общества и российской государственности, к сожалению, не преодолён, а углубляется. Для его преодоления нужна глубокая реформа всей социально-политической жизни страны. Однако вместо этого мы видим всё ту же прискорбную половинчатость в реформировании страны, которая была в середине XIX — начале ХХ вв. (от т.н. «Великих реформ» 1860-х и до октябрьского Манифеста 1905 г.) и которая может иметь те же последствия, причём на фоне аналогичных началу ХХ в. факторов: финансовой и экономической зависимости России от мирового капитала, нашей промышленной отсталости, подготовки ведущих держав к новой мировой войне.
***
В последнее время о Земских соборах и местных земских учреждениях Московской Руси все чаще упоминают как о нереализованной модели государственного устройства, имевшей парламентский потенциал, но уступившей место абсолютистской форме правления при Романовых.
Так почему бы нам не обратиться сквозь века к тому уникальному опыту, который оставил нам в сфере социально-политических отношений первый русский царь Иван IV Васильевич Грозный, который знал, как и положено знать Помазаннику Божьему, что надо делать в подобной ситуации: объединять Россию, опираться на народ России, строить понятную и справедливую для подавляющего большинства народа постоянную легитимную систему взаимодействия власти и общества на основе настоящего народного местного самоуправления.
Земские соборы XVI в. не только стабилизировали социальную ситуацию в стране, но и позволили царю и народу обрести единство, столь необходимое в тот тяжёлый исторический период, когда в жесточайшей борьбе между боярско-княжеским олигархатом, готовым растащить Русь по вотчинам, и центральной властью, Российское государство входило в Новое время, создавая единое экономическое, политическое, социальное и, главное, духовное пространство.
Гражданская активность большинства населения России второй половины XVI — начала XVII вв., организованного в земство, воспитание в земской системе самостоятельно и широко, в государственном масштабе мыслящих лидеров, позволило народам России в момент смертельной опасности Смуты, в условиях отсутствия и государства, и верховной власти, победить врага и воссоздать русскую государственность.
Это урок всем нам, ныне живущим в России.
Основная проблема Российского государства и российского общества — отчуждение государства от власти и народа от государства. Это естественно для современной капиталистической формации, где реальная власть принадлежит глобальным монополиям (ТНК) и банковским структурам. ТНК не только переросли государственные границы, но и смогли использовать свои базовые государства в собственных целях. Государство для ТНК одновременно и враг, и инструмент в борьбе с конкурентами.
Такая ситуация обусловлена тем, что мы живем в эпоху кризиса социально-политической системы капитализма, который достиг пика своего развития — глобального рынка. Условной временной границей возникновения глобального рынка могут служить две исторические вехи: уничтожение Советского Союза (1991) с последующим включением его обломков в мировую капиталистическую систему и создание ВТО (1995). На сегодняшний день в ВТО входят более 160 национальных государств. «Пределы роста» капитализма достигнуты, для этой социально-экономической системы нет больше возможности экстенсивного развития на нашей планете, нет больше неосвоенных рынков. На повестке дня «хозяев истории» стоит вопрос о трансформации капитализма в новую экономическую, социальную и политическую систему. В результате этой трансформации канут в Лету такие атрибуты капитализма, возникшие вместе с ним на заре Нового времени, как национальные рынки (по существу, они уже приказали долго жить), нации и национальные государства.
Тут необходимо отметить, что кризис капитализма совпал с цивилизационным кризисом. Впервые за много тысячелетий с момента перехода человека разумного от собирательства и охоты к земледелию и скотоводству (что позволило создать государство как форму социальной организации человечества) мы пришли, на основе развития науки и техники, к тому, что человечество может отказаться от государства.
Пока что вырисовываются два основных проекта, за которыми стоят две группы мировых элит: или глобальный мир «корпораций-государств» под управлением банков и ТНК, или распад глобального рынка на региональные, ограниченные рамками «государств-цивилизаций». Но в том и другом случае сохранение такой формы организации человеческого общества как государство либо не предусматривается совсем, либо остается под вопросом: двойного удара ТНК и технического прогресса государство с большой вероятностью не выдержит и как форма самоорганизации человечества исчезнет навсегда.
Однако в настоящее время все больше признаков указывают на то, что побеждает проект «государств-цивилизаций» — бóльших, по сравнению с национальными государствами общностей этносов и народов, объединённых единой цивилизационной основой. Среди таких наиболее вероятных государств-цивилизаций можно назвать западноевропейскую, евразийскую, индийскую, китайскую, североамериканскую и южноамериканскую. При определённых условиях к ним может добавиться арабская и южноафриканская. Основой таких государств-цивилизаций могут стать межгосударственные союзы, такие как Европейский, Евразийский, Североамериканский союзы (США, Канада и Мексика), Союз южноамериканских наций и др. Создание государств-цивилизаций приведёт к образованию региональных (цивилизационных) рынков и позволит «перезапустить» существующую ныне социально-экономическую систему без её кардинального слома, сохранив такие привычные институты человеческого общества, как этнос, семья, политическая властная вертикаль, привязанная к определённой территории, и др.
И первый, и второй проект учитывают тот факт, что человечество находится на пороге новой научно-технической революции, которая должна пройти в 2020-х годах. В случае победы «глобального» проекта, достижения этой НТР будут направлены на изменение физической и духовной сущности человека путём его трансформации с помощью новых технологий. В результате человек превратится в кибернетический организм, что приведёт к непредсказуемым результатам. Более 10 лет назад Европейская комиссия по этике уже признала допустимым внесение таких изменений в человеческое тело. Как следствие, человечество не только утратит свою сущность, но и подвергнется сегрегации: большая часть его представителей получат сильное рабочее тело и ограниченную жизнь, а меньшая — повышенные умственные способности и практически бесконечное биологическое существование. Морлоки и элои Г. Уэллса, описанные им в романе «Машина времени», обретают реальность в ближайшем будущем.
Итак, сегодня человечество стоит на пороге не просто очередного кризиса, а кризиса невероятной силы, которого не было уже несколько тысяч лет — со времён неолитической революции, когда возникло разделение труда и появилось государство как форма социальной организации человечества. Этот кризис имеет цивилизационный характер и угрожает самим основам человеческого общества, таким как государство и этнос. Более того, он угрожает биологической и духовной сущности самого человека.
Мы стоим на исторической развилке между плохим («глобальный» проект) и неизвестным («цивилизационный» проект). Можно лишь предполагать, что второй вариант предпочтительнее. В случае его реализации сохраняется семья, общественная мораль, привычная структура общества, человечество избегает «технотронного фашизма» и сегрегации на «золотой миллиард» и «лишних» людей, что прокламирует «глобальный» проект.
Но для реализации «цивилизационного проекта» Россия должна решить еще одну задачу: объединение евразийского пространства и создание на его основе собственного государства-цивилизации, имеющего ядро (Россия) и два слоя — «внутренний» («Русский мир») и «внешний» («Евразия»). Для этого Россия должна активно объединять и организовывать это пространство, вернуть себе на нём былое значение, стать центром притяжения для Евразии. Но это возможно, только если Россия вновь сможет сказать миру «новое слово» — стать примером для человечества, самодостаточной и могучей экономической и военной державой, и, главное, обществом социальной справедливости, вдохновляемым высокими духовными идеалами, Промыслом Божьим.
Этому препятствует, прежде всего, то, что в нашей стране отсутствует система тесной и плодотворной взаимосвязи народа и власти (что и не удивительно, учитывая отмеченную выше отчуждённость власти от государства, а общества — от последнего), которую на современном политическом языке часто называют «гражданским обществом». Несмотря на то, что в нашей стране постоянно говорят и пишут о нем, понятие «гражданского общества» так до сих пор и не сформулировано, имеет откровенно популистский характер. За 30 лет поисков «своего пути» политики и обслуживающий их персонал советников, аналитиков и «научного сообщества» так ничего и не выдал «на горá», кроме путаных, бессодержательных фраз.
Заглянем, для примера, в «Цели и задачи» общероссийского общественного движения «Гражданское общество»:
«Создание правовых и иных условий, обеспечивающих осмысленное и свободное волеизлияние граждан на выборах и референдумах; активизация в регионах гражданских инициатив в сфере защиты конституционных прав и свобод и иные формы, связанные с развитием общественных отношений…»И в том же духе — три страницы словоблудия. Или посмотрим на такое, широко распространенное определение гражданского общества:
«Своеобразная защитно-иммунная система социума, реальная законная оппозиция власти…»А определение «общества»:
«Это активная, пассионарная, наиболее грамотная, мыслящая, самоорганизованная часть народа».Его авангард, так сказать… А остальные люди — это не общество? Путаться в подобных определениях в такой стране, как Россия, стыдно и опасно и для государства как системы, и для самого общества.
Система гражданского общества должна стать основой для решения стоящих перед нашей страной и народом задач. Но каким должно быть российское гражданское общество, соответствующее нашим историческим и национальным традициям? В чём его отличие от западного гражданского общества? (1).
Расхожая формулировка, внедряемая в умы наших соотечественников, утверждает, что гражданское общество — это
«сфера самопроявления свободных граждан и добровольно сформировавшихся некоммерчески направленных ассоциаций и организаций, независимая от прямого вмешательства и произвольной регламентации со стороны государственной власти и бизнеса, которое выступает как фильтр требований и поддержки общества к политической системе»Это определение можно охарактеризовать как прозападное, упрощённое и, по своей сути, провокационное, препятствующее сотрудничеству государства и гражданского общества и даже противопоставляющее последнее власти. Оно ставит «гражданское общество» неким третейским судьёй над властью и народом, судьёй, де-факто находящимся вне правового поля, а вернее, над правовым полем и подменяющим собой судебные органы, решающим, кто прав, а кто неправ, исходя из собственной системы ценностей, лукаво названной «правами человека»:
«Гражданское общество можно определить также как третий сектор, один из гарантов соблюдения прав человека, совокупность общественных отношений вне рамок властно-государственных и коммерческих структур, но не вне рамок государства как такового».Такое понимание гражданского общества характерно исключительно для западного менталитета и возникло как результат особенностей исторического развития Западной Европы, где существовало противостояние власти в лице земельной аристократии и городов как центров зарождения капиталистических отношений. Европейские города выпадали из системы светской власти феодалов, проводили политику «защиты прав» населяющих их граждан. «Гражданин», «горожанин», «бюргер», «буржуа» — всё это однокоренные слова, отражающие тождество городского и гражданского общества. Населявшие европейские города бюргеры, купцы и ремесленники — «третье сословие» — и создавали своё гражданское общество, которое боролось за свои права с государственной властью (2).
В XVI в., в период Реформации, именно «третье сословие» породило протестантизм. Это был западноевропейский вариант «гражданского общества» — автономной от государства структуры, содружества людей, придерживающихся одних взглядов, не совпадающих с позицией официальной церкви и государства. Социальные катаклизмы, сопровождающие данный процесс, были ужасны: от буржуазной протестантской революции в Нидерландах, Варфоломеевской ночи во Франции, Тридцатилетней европейской войны и Английской революции 1649 г. до Французской буржуазной революции и Наполеоновских войн конца XVIII — начала XIX вв. Становление европейского гражданского общества стоило Европе миллионов жизней.
Из этого раскола западного социума и растут корни сегодняшнего противопоставления гражданского общества и государства. Видимо, поэтому многими мыслителями, от Дж. Локка до В.И. Ленина, государство рассматривалось исключительно как аппарат насилия, подавления и безусловный антагонист противостоящего ему гражданского общества. Последнее стало восприниматься как особый инструмент для защиты прав человека от произвола человеком же созданного государства (3).
Насколько эта раскольничья концепция гражданского общества, порожденная на Западе, адекватна российским реалиями? Да и не только российским, а шире — насколько такое гражданское общество соответствует основной, общемировой линии исторического развития? Ибо западноевропейский социум — всего лишь уродливая и временная флуктуация, боковая ветвь истории человечества, толкающая его к моральной, духовной и физической гибели, что отчётливо проявилось в реалиях современного Запада.
Противоположная буржуазной западноевропейской иная концепция гражданского общества, определяемая как система взаимодействия социума и государства, возникла ещё в античности. Тождество понятий «гражданское общество» и «государство» было отражено уже в трудах древних философов. Со времен Аристотеля (384–322 гг. до н.э.) эти две сферы рассматривались в нераздельном единстве. Общность, государство, koinonia, civitas были единым социальным и политическим целым (4).
В эпоху Возрождения таких же воззрений придерживались Н. Макиавелли и Ж. Боден, считавшие, что именно государство гарантирует права и свободы граждан. После террора, сопутствовавшего победе буржуазных революций, античная концепция взаимодействия государства и социума вновь возрождается как антитеза западному гражданскому обществу: к ней обращаются Наполеон I, К. Меттерних, С. Уваров и К. Победоносцев, которые были убеждены, что именно государство является инструментом формирования гражданского общества, воспитания гражданского самосознания подданных.
Хотя современная официальная историческая мысль и придерживается той точки зрения, что гражданское общество в России стало
формироваться
только во второй половине XIX в., при императорах Александре II и
Николае II, но если взглянуть на нашу историю непредвзято, то Земские
соборы Ивана Грозного, и особенно Земские правительства Первого и
Второго ополчения, — вершина русского гражданского общества именно в его
античном, древнем понимании — как взаимодействие власти (государства) и народа (общества) на благо подавляющего большинства граждан (5).Вторая после эпохи Ивана Грозного попытка построить реальное гражданское общество в России была предпринята при И.В. Сталине: в 1930-е гг. он «предпринял слабую попытку разделить гражданское общество и государство, сделать партию элементом гражданского общества и даже планировал альтернативные выборы, но в условиях грозящей войны и сопротивления бюрократии этот проект был свернут» (6). А после войны новый сталинский план построения гражданского общества в нашей стране был прерван смертью генерального секретаря ЦК КПСС.
Волюнтаризм Хрущева, брежневский застой и горбачёвский развал страны поставили крест на попытках создания советского гражданского общества. Его возможность в нашей стране была под вопросом вплоть до самого последнего времени, когда начался болезненный, неоднозначный и вовсе не являющийся неизбежным процесс возрождения российского государства. Ибо, действительно, нельзя же всерьёз воспринимать как гражданское общество конгломерат различных организаций с пышными названиями, большинство из которых существует на гранты либо зарубежных антироссийских сил (таких как Фонд Сороса), или находится на содержании местных корпораций и олигархов?
В нашем представлении гражданское общество, соответствующее современному этапу исторического развития России, — это социально-политическая система взаимодействия власти и народа, осуществляемого через личную инициативу отдельных граждан, общественные организации, местное самоуправление и структуры государственного аппарата, направленного на укрепление государства и построение в его рамках такого общественного строя, который бы удовлетворял представлениям о законности и социальной справедливости подавляющего большинства граждан нашей страны в целях сохранения социального мира и поступательного развития государства и общества.
Конечно, с этим определением можно не соглашаться, дополнять его или изменять, но главное в нём должно остаться: это постоянное легитимное, профессиональное взаимодействие власти и общества, их обоюдное стремление к единству, законности и справедливости, а не противопоставление и вражда, которые характерны для определений гражданского общества западного образца.
Это взаимодействие должно осуществляться на всех уровнях управления страной — от муниципального до регионального и федерального на основе настоящего местного самоуправления без какого-либо партийного влияния, тем более без влияния т.н. «правящей партии».
***
Таким образом, перед нашим обществом и властью стоят три задачи, которые мы должны решить, чтобы выжить в ближайшем будущем:
1) преодолеть отчуждение государства от власти и общества от государства;
2) преодолеть социально-экономический кризис капитализма с выходом на новую ступень развития;
3) избежать ошибок на пути преодоления цивилизационного кризиса и построить на просторах Евразии такую социально-политическую структуру, которая будет наиболее адекватна культурным и историческим традициям, экономическим и социальным особенностям народов Евразии в целом и России, прежде всего.
И начинать это строительство надо с создания в России реального гражданского общества как системы взаимодействия общества и власти.
Каким образом можно решить эти задачи? Ответ на этот вопрос мы можем найти в нашей истории. Для этого мы должны сравнить две исторические эпохи: время правления первого русского царя Ивана Васильевича Грозного и начало XXI века. Казалось бы, что между ними общего? Но если абстрагироваться от деталей эпох и обратить внимание на их определяющие черты, то мы увидим, что и XVI век, и ХХI являются переломными моментами в развитии человеческой цивилизации в целом и нашей страны в частности.
В XVI в. перед русским государством и русским народом стояли сходные современным задачи:
1) преодоление отчуждения от государства власти в пользу боярско-княжеской «олигархии»;
2) переход государства от Средневековья к Новому времени и создание в России новой социально-экономической и политической системы;
3) построение общества социальной справедливости и объединение вокруг Москвы Евразии, расколотой после распада Золотой Орды на несколько государств.
Эти задачи, в общем и целом, решил за 50 лет своего правления первый русский царь Иван IV Васильевич Грозный. В результате территория Российского государства увеличилась в два раза, население приросло на одну треть, Россия стала державой мирового уровня и обрела мощь, которая позволила ей преодолеть кризис Смутного времени и поддерживала её поступательное развитие на протяжении полутора столетий — до реформ Петра I.
В основу достижений государственного строительства царя Ивана IV легла его социально-политическая система «народной», или «земской», монархии, сочетающей жёсткую вертикаль власти с демократическим местным самоуправлением, точкой сбора которых был такой государственно-общественный орган, как Земский собор.
Земский собор и земское самоуправление Ивана Грозного должны стать образцом для создания в России государства, в котором гражданское общество может активно сотрудничать с вертикалью власти на всех уровнях, создавая условия для возрождения социальной справедливости в рамках нового «государства-цивилизации», сочетая принципы социальной справедливости с частной и государственной собственностью.
***
XVI век можно с полным основанием считать началом Нового времени: по всей Европе шёл процесс образования централизованных государств, буржуазия требовала себе политических прав, развивались мануфактуры, создавались национальные рынки, складывались нации. Этот кровавый революционный период эмансипации города и горожанина продлится до конца Наполеоновских войн и принесёт Европе неисчислимые бедствия, смерть и голод, но в результате сделает Европу владычицей мира, метрополией нескольких колониальных империй: Британской, Испанской, Голландской, Французской. До сих пор Европа пожинает плоды той эпохи, горделиво навязывая всему миру свои «общечеловеческие ценности».
А на восточной оконечности Европы, в России, процесс перехода к Новому времени хотя и начался в то же время, что и на Западе, но пошёл иным путём. Благодаря особенностям развития русской цивилизации, отсутствию в Русском государстве феодализма, по крайней мере в его европейском варианте, революционные изменения Нового времени пришли не в виде буржуазной революции «снизу», а в виде эволюционной трансформации государства «сверху». Преобразование Иваном Грозным здания Российской государственности прошло хотя и не бескровно, но в основном мирно. Орудием этого преобразования стали местное земское самоуправление и опричнина. Опричнина, как инструмент в руках хирурга, позволила царю оперировать точечно, оставляя в русском обществе всё здоровое и пригодное для нового мира. А результатом социально-политической операции стала «народная», или «земская», монархия, основанная на местном самоуправлении, Земских соборах и жёсткой вертикали самодержавной власти. Боярско-княжеская олигархия оказалась отодвинута на обочину истории, заработали социальные лифты наверх для сотен и тысяч неродовитых людей, которые получили возможность стать военачальниками, государственными чиновниками, предпринимателями, таких как Василий Грязной, братья Строгановы, Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский, да и будущие цари Борис Годунов и Михаил Романов были из той же обоймы «не-Рюриковичей». Россия вышла на старт новой эпохи вместе с другими европейскими странами, но в лучших по сравнению с Европой условиях социального мира и социальной справедливости.
К сожалению, после смерти Ивана Грозного произошел боярско-княжеский реванш, а через 20 лет после гибели великого царя, который был отравлен в 1584 году, началась Смута, обусловленная некомпетентностью Бориса Годунова и борьбой старой и новой элит за власть.
Пришедшая после Смуты к власти династия Романовых и вовсе обратила нашу историю вспять, позаимствовав на Западе реакционное и отжившее крепостное право и передав государственные земли в наследственное владение помещикам. Это, а не пресловутое «татаро-монгольское иго», затормозило развитие России и сделало неизбежными революцию и кровавую гражданскую войну 1917-1924 гг.
Таким образом, войдя в Новое время одновременно с передовыми государствами Европы, Россия смогла окончательно перейти к новому способу производства самой последней из всех европейских государств — даже позже таких аутсайдеров, как Германия и Италия. Но это не отменяет тот факт, что и для России XVI век стал веком Нового времени, в результате чего у нас были и свои экономические, политические и социальные преобразования, и своя эпоха географических открытий, в результате которой Русское государство охватило 1/6 часть суши — от Балтики до Аляски.
***
Как символ преемственности власти ханов Золотой Орды, московские Великие князья приняли золотоордынский герб — двуглавого орла, древний и священный символ восточных народов, известный ещё со времен Хеттской империи (II-I тысячелетие до н.э.) (7).
Следующим логическим шагом в закреплении Москвой своих претензий на господство над Восточной Европой было принятие в 1547 г. Великим князем Московским Иваном IV титула царя, равнозначного императорскому и закрепляющему за правителем Москвы не только право суверена над другими осколками Золотой Орды, но и статус представителя интересов всех православных христиан Европы и Востока.
Идеологической основой новой московской геополитики стало религиозно-политическое учение «Москва — Третий Рим», подразумевавшее не только то, что Московское царство (а с 1550-х гг., когда Москва присоединила Казанское и Астраханское царства, де-факто — империя) является наследником Рима и Константинополя, но и единственным на земле государством — представителем и защитником подлинной «русской веры» — русского варианта христианства (православия) в последние апокалиптические (в чем тогда все были уверены) времена и потому должна нести истину Христову во тьму неверия и язычества и защищать православных от еретиков и иноверцев.
Русское царство, в соответствии с такой идеологией, воспринималось и его правителем (Иваном IV), и народом как монастырь, в котором каждый человек имеет свое послушание (обязанность) перед государством и его главой, олицетворявшем и представлявшем Бога на земле (8). Эта идеология была разработана Иваном IV и его сторонниками (митрополит Макарий, Иван Пересветов) в теории самодержавной власти, или, как ещё называл эту систему Иван Солоневич в ХХ веке, «народной монархии».
Такая религиозно-политическая система, в соответствии с христианским учением о соборности, предусматривавшей консенсус при решении всех проблем и вопросов социальной и государственной жизни, требовала и нового социально-политического устройства, выражаясь современным языком — системы постоянного взаимодействия власти и народа, пронизывающей социум снизу доверху. И такая система была Иваном Грозным построена.
Она включала в себя, прежде всего, гражданское самоуправление на местах. «Излюбленные люди» (общее название выборных должностных лиц на местах) были известны еще с конца XV — начала XVI века, но только при Иване Грозном, с середины 1550-х годов, на значительной территории страны вводится земское самоуправление.
На первом Земском соборе 1549 г. царь объявил
«представителям общин, что по всему государству, по всем городам, пригородам, волостям и погостам и даже в частных владениях бояр и других землевладельцев должны быть избраны самими жителями старосты и целовальники, сотские и дворские; для всех областей будут написаны уставные грамоты, при помощи которых области могли бы управляться сами собой без государевых наместников и волостелей» (9).Целовальники, земские и губные старосты и другие избираемые народом должностные лица выполняли полицейские, судебные, налоговые функции — то есть власть на местах в полном объёме стала осуществлять сам народ в лице своих выборных представителей.
Параллельно с созданием самоуправления на местах шло формирование высшего сословно-представительного органа Московского царства — Земского собора. Само слово «Земский», с одной стороны, подчёркивает его отличие от «Освящённого» (церковного) собора, а с другой — указывает на представительство выборных всей «земли» — российского государства.
Земский собор стал выразителем «соборности» — духовной основы нового социально-политического устройства государства, народной монархии, в рамках которой должны были объединить свои усилия народ и государь.
И надо понять, что речь здесь идёт не просто о совпадении интересов народных масс и царя, который совершенно осознанно поставил перед собой задачу создания централизованного государства и самодержавной формы правления.
В эпоху европейской централизации, когда феодальные монархии оказались на грани перехода к национальному государству Нового времени, многие властители не брезговали поддержкой третьего сословия на пути «исторического прогресса». Но то, что сделал Иван Грозный, принципиально отличалось от политики коронованных особ Европы. Он оказался тем редким правителем, который смог протянуть народу руку искренней дружбы и союза через головы придворного окружения и таким образом стать выразителем народного единства и символом национальной независимости, что подтверждает подлинно демократический характер его власти. В то же время как самодержец он не зависел ни от каких авторитетов и политических сил в стране и действовал в общенациональных интересах, ибо других у народного монарха быть не могло.
Эта совокупность религиозных и личностных установок как царя, так и народа и определила форму общения народа и власти на Руси — Земский собор, высшее сословно-представительное учреждение Русского царства с середины XVI до конца XVII века.
Чем Земские соборы Московской Руси отличались от западных парламентов? На Западе представительные органы выросли «из политической борьбы различных сословий» (10), которые, к слову заметить, были вовсе и не сословиями, а классами, вступившими уже изначально в борьбу за свои экономические и политические интересы, что неизбежно вело к расколу общества и социальным катаклизмам.
На Руси Земские соборы созывались Иваном Грозным как всесословные собрания — т.е. собрания не представителей классов, разделённых имущественным положением (отношением к средствам производства), а сословий, различающихся по своему общественному положению и обязанностям перед государством и обществом (миром) и объединённых общехристианским делом — построением православного государства, как «стены» вокруг церкви, орудия для спасения души. Соборность, консенсус сословий во имя общего дела, а не борьба социально-политических сил, каждая из которых тянет «одеяло» в свою сторону, — вот основное отличие Земских соборов от западноевропейских парламентов. Образно можно сказать, что Земский собор отличался от европейского парламента как церковное богослужение от политического митинга.
Другим важным отличием Земского собора времен Ивана Грозного от западного представительства были его состав и структура. Как указывает В.О. Ключевский, на Земских соборах второй половины XVI в. «представителями народа являются все должностные, служащие лица… Тесная органическая связь соборного представительства с местным управлением, построенным на личной ответственности и мирской поруке, даёт понять, для чего понадобилось оно правительству. Земский соборный представитель и помимо собора был ответственным дельцом местного управления. Самая важная для правительства особенность такого дельца заключалась в том, что его правительственная деятельность в своих отправлениях была гарантирована личною ответственностью и общественным поручительством» (11)
Таким образом, на Земских соборах Ивана Грозного присутствовали такие делегаты, которые уже были избраны населением как ответственные лица местной администрации, которые пользовались доверием и царя, и народа. Будучи представителями государства, эти административные деятели являлись одновременно и выборными от народа, или, говоря современным языком, — народными депутатами. Земский собор был един в двух лицах — и как народное представительство, и как некий государственный совет, состоящий из должностных лиц, призванный и решать важнейшие вопросы, и воплощать в жизнь свои же решения. Земский собор состоял из самых доверенных представителей народа, являвшихся в то же время доверенными представителями государственной власти.
В указанных выше особенностях Земского собора и было коренное отличие, определившее разницу в векторе развития Востока и Запада Европы в Новое время.
***
История Земских соборов — это история развития российского общества в Новое время, эволюции государственного аппарата, формирования общественных отношений, изменения в сословном строе. Формирование главного общественного института шло параллельно с формированием новой политической системы Российского государства в момент перехода от Средневековья к Новому времени. Огромную роль в этом сыграл сам царь Иван IV — человек незаурядного ума, один из величайших русских государственных деятелей за всю историю существования Российского государства. Именно он, опираясь на святоотеческое учение о симфонии властей, разработал теорию православного самодержавия.
С.М. Соловьёв писал:
«Иоанн IV был первым царём не потому только, что первый принял царский титул, но потому, что первый сознал вполне всё значение царской власти, первый составил сам, так сказать, её теорию, тогда как отец и дед его усиливали свою власть только практически» .Замечательный русский религиозный философ Лев Тихомиров (бывший народоволец, раскаявшийся в своих революционных грехах и превратившийся из либерального Савла в самодержавного Павла) так охарактеризовал эту теорию:
«Правильнее было бы сказать, что Иоанн Грозный первый сформулировал значение царской власти, и в её формулировке, благодаря личным способностям, был более точен и глубок, чем другие. Но идеал, им выраженный, — совершенно тот же, который был выражаем церковными людьми и усвоен всем народом»(12).Иван Лукьянович Солоневич назвал этот идеал «народной монархией», указав в одноимённой книге те идеи, на которых, как он считает, базировалось в прошлом и будет воссоздано в будущем русское самодержавие: русский национализм, неразрывно связанный с православием, монархическая государственность, основанная на единоличном наследовании престола и опирающаяся на внеклассовое, бессословное общенациональное народное представительство (13). Такое общенациональное народное представительство и собрал первый русский царь вскоре после своего венчания на царство.
Первый Земский собор — собор социального «примирения» (1549). Принятые на этом соборе решения (прежде всего — о создании местного самоуправления) свидетельствуют о том, что он был инструментом для решения важнейших государственно-политических вопросов, начиная от изменения тогдашнего «основного закона» страны — Судебника и заканчивая утверждением о необходимости реформ всех сторон государственной жизни. Именно этот собор заложил основы местного самоуправления, установив выборность народом должностных лиц повсеместно, в том числе и в частных владениях бояр, отгороженных прежде от государственной власти древней системой привилегий и иммунитетов. Можно сказать, что это был первый шаг по пути к «национализации» боярских вотчин, продолженный затем и уравнением вотчины с поместьем, и опричной чисткой Центральной России от самих вотчинников и их окружения, которую царь называл «перебором людишек».
Кризис противостояния старой и новой социально-политических систем вёл к обострению борьбы между удельной княжеско-боярской партией, с одной стороны, и поместным дворянством и царём с другой. Две эти силы сошлись в середине XVI века в борьбе за власть. Именно власть, а не собственность, как отмечает А.И. Фурсов, и была главным объектом борьбы этих сил, в чём и заключается специфика русской истории:
«Итак, борьба дворянства и боярства — не миф, но главный объект борьбы — не собственность, а власть, поскольку только власть на Руси регулировала (регулирует) доступ к вещественной субстанции, к общественному продукту» (14).Таким образом, в истории России, в том числе и в российской истории XVI века, борьба за высшую власть велась как за инструмент справедливого (или несправедливого) перераспределения общественного продукта внутри общества. В этой борьбе коллективным представителем подавляющего большинства населения страны и стал Земский собор, а выразителем интересов «олигархов» — т.н. «Избранная Рада». Ближайшим историческим аналогом Избранной Рады в нашей истории можно назвать коллаборационистскую Семибоярщину Смутного времени и преступную Семибанкирщину 90-х гг. ХХ века.
***
Вторым фактором, оказавшим значительное влияние на социальное и политическое развитие России в XVI в. была опричнина. Вопрос об опричнине — её характер, задачи, цели, результаты — один из самых острых и «водораздельных» для исследователей вопросов, поставленных перед исторической наукой эпохой правления Ивана Грозного.
А.И. Фурсов как основной результат опричнины указывает преодоление в целом и основном ещё «не стёртых» к середине XVI века «многих дефектов-реликтов киевской, владимирской и ордынско-удельной эпох, которые пришлось «кусать» и «выметать» опричнине… Опричнина до конца «дотёрла» удельную систему, устранив даже её следы; окончательно «переварила» Новгород и в значительной степени поставила под контроль церковь» (15).
В политическом смысле опричнина была тем, что сейчас называется «чрезвычайным положением». Царю законодательно предоставлялось право, без совета и приговора Боярской думы, судить бояр, реквизировать их имущество, отправлять в ссылку и даже казнить. Земский собор 1564/65 гг. вкупе с Боярской думой утвердил эти особые полномочия.
Так считает ряд известных историков. Как указывает академик Л.В. Черепнин (16), такого мнения придерживаются Н.И. Костомаров, А.А. Зимин, С.О. Шмидт, Р.Г. Скрынников. Причём особенность Земского собора 1565 г., утвердившего опричнину, как пишет Черепнин, «заключается в том, что он собрался не по инициативе царя, а по инициативе сословий, в отсутствие царя». Царь на этом соборе не присутствовал. Опричнина стала выбором (и, в какой-то мере, — даже требованием) народа, поддержавшего Ивана IV в его борьбе с боярско-княжеским олигархатом за единую сильную Русь во главе с царём, опирающимся на народ.
***
Однако, как уже говорилось выше, в правление Романовых и местное самоуправление, и Земский собор, и сама народная монархия как проект были свернуты, и Россия на два столетия погрузилась в абсолютизм, пришедший с Запада на смену православному самодержавию. Только к началу XIX века часть российской элиты пришла к пониманию необходимости общественных и экономических реформ. Но понадобилось еще полвека, восстание декабристов и поражение в Крымской войне, чтобы реформы, пусть и половинчато, стали воплощаться в жизнь.
После освобождения крепостных крестьян в 1861 г. важнейшей с точки зрения создания гражданского общества в России была реформа местного самоуправления, или Земская реформа. Первого января 1864 г. на части территории Российской империи было введено Положение о губернских и уездных земских учреждениях, которые регламентировало создание земских учреждений и выборы в них.
По существу, это были первые после Земских соборов всесословные органы местного представительства, и в этом качестве они могли бы сыграть решающую роль в преодоление перманентного социально-экономического кризиса, который поразил Россию в XIX в. и продолжался до 1917 г.
Однако, мало того что таким образом императорское правительство пыталось переложить заботы, в том числе и финансовые, о местном образовании, медицине, благоустройстве, соцобеспечении и даже тюрьмах на плечи населения, но и «бессословность» этих земств оказалась такой же извращённой, как и безземельная «свобода» бывших крепостных. Иначе и быть не могло, потому что буржуазные реформы не только запоздали как минимум на полвека, но и проводились в жизнь представителями отжившего класса помещиков-землевладельцев. По существу, все реформаторские усилия имперского правительства свелись к тому, чтобы как можно дольше сохранить за классом землевладельцев их преимущества, включая завуалированную зависимость от них бывших крепостных. Что привело к тому, что эти реформы не смогли снять имеющиеся противоречия, загнали их вглубь и стали катализатором дальнейшего раскола российского общества.
Разработанная в недрах МВД Земская реформа была призвана защитить дворянские интересы. Формально она предполагала, что в выборах мог участвовать человек любого сословия, но выборная многоступенчатая система с тремя куриями и многочисленные цензовыми ограничениями имущественного характера делала земство ещё одной попыткой власти стреножить исторический процесс, ограничить как буржуа, так и крестьянство.
Председателями губернских и уездных съездов были предводители дворянства. Существовал ряд ограничений для земств: земские собрания и управы были лишены права общаться между собой, они не имели принудительной власти, так как полиция им не подчинялась; их деятельность контролировалась губернатором и министром внутренних дел, имевшим право приостанавливать исполнение любого постановления земского собрания.
В целом, хотя земская и городская реформы самоуправления и создали некоторые минимальные предпосылки для развития гражданского общества в России, но фактически они служили инструментами сохранения в иной форме прежних привилегий господствующего класса землевладельцев и объективно вели к углублению революционного кризиса в стране. Перефразируя известное выражение, можно сказать: «Никто не хотел революции. Революция была неизбежна». И основная вина за это лежит на правящей элите, которая, утратив способность к политическому анализу, потеряв веру в Бога, забыв о своём предназначении, не смогла реформировать социально-политическую систему, использовать опыт народного представительства вечевого периода и Земских соборов, отказаться от евроцентристских идеологем, принимающих на Русской земле деструктивный характер.
Династия Романовых так и не смогла подняться до концепции народной монархии и, в конце концов, получила самоубийственную «войну всех против всех». В ответ на неспособность старых элит реформировать государственное устройство «сверху», социально-политический и экономический строй в России был революционным путём преобразован «снизу». Инструментом такого преобразования послужили Советы.
Считается, что советская форма государственного устройства явилась практическим воплощением марксистской теории о построении коммунизма путём установления власти диктатуры пролетариата. Однако, как минимум для первых лет Советской власти, утверждение о классовом марксистском происхождении власти Советов несправедливо. Первоначально Советы были созданы восставшими рабочими стихийно в 1905-1907 годах, затем существовали как органы параллельной власти в Российской Республике при Временном правительстве и были символом Советской России вплоть до её краха в 1991-1993 годах.
О самобытности и стихийности создания Советов народом свидетельствует и лидер РСДРП (б) В.И. Ленин. В 1906 г. он решительно отрицал марксистский характер Советов:
«Эти органы создавались исключительно революционными слоями населения, они создавались вне всяких законов и норм всецело революционным путём, как продукт самобытного народного творчества, как проявление самодеятельности народа, избавившегося или избавляющегося от старых полицейских пут. Это были, наконец, именно органы власти, несмотря на всю их зачаточность, стихийность, неоформленность, расплывчатость в составе и в функционировании» (17).С.Г. Кара-Мурза считает (18), что власть Советов была не классовой, а корпоративной и сословной:
«В отличие от буржуазно-либеральной установки, Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов формировались как органы не классово-партийные, а корпоративно-сословные, в которых многопартийность постепенно вообще исчезла».Как пишет Кара-Мурза, и в 1917 году Советы были организованы по инициативе народных масс и общественных институтов, в первую очередь кооперативов и заводских касс взаимопомощи (19).
Наверное, не будет ошибкой сказать, что генетически Советы оказались связаны и с Земскими соборами, и с более древним органом русского самоуправления — вече. История завершила виток по своей спирали и вернулась к тому месту, где её естественное течение прервали Романовы — к Земскому собору как Совету всея земли.
История «короткого» ХХ века в России (1917–1991) показала всему миру возможность построить справедливое общество, в котором большинство людей чувствует себя не только социально защищенными, но и социально востребованными, призванными к активной общественной жизни, участниками исторических процессов.
Советы были блестящий попыткой построить в России гражданское общество, основанное на социальной справедливости, которое не удалось по двум причинам: невозможности одновременной социальной революции сразу в большинстве экономически развитых стран мира и первородному греху человеческому — жадности, который развратил советский народ, а партийную элиту привёл на стезю предательства.
Основную роль в разрушении советской модели организации общества сыграло противоречие между бесклассовым характером т.н. номенклатуры (советской правящей элиты) и её управленческой функцией (сейчас мы видим подобный процесс во многих глобальных корпорациях, где менеджеры высшего звена постепенно заменяют владельцев не только в сфере управления, но и становятся фактическими собственниками). Советская номенклатура, управляя огромными богатствами страны, не имела права на него, и в любой момент то или иное событие партийной жизни могло выбросить любого члена номенклатуры и его близких из привилегированного слоя.
Именно это, наряду с элементарной человеческой жадностью и стремлением к личному обогащению, стало причиной того предательства высшего партийно-хозяйственного слоя советского общества, в результате которого Советский Союз был разрушен изнутри, а представители номенклатуры оказались во главе вновь образованных государств, банков, концернов и корпораций.
И в настоящее время наличие политических партий (большинство из которых выражают либо интересы чиновников, либо находятся на содержании у тех или иных влиятельных экономических групп) и многочисленных «общественных», «неправительственных» и «некоммерческих» организаций вовсе не свидетельствует о существовании в современной России гражданского общества. Кризис российского общества и российской государственности, к сожалению, не преодолён, а углубляется. Для его преодоления нужна глубокая реформа всей социально-политической жизни страны. Однако вместо этого мы видим всё ту же прискорбную половинчатость в реформировании страны, которая была в середине XIX — начале ХХ вв. (от т.н. «Великих реформ» 1860-х и до октябрьского Манифеста 1905 г.) и которая может иметь те же последствия, причём на фоне аналогичных началу ХХ в. факторов: финансовой и экономической зависимости России от мирового капитала, нашей промышленной отсталости, подготовки ведущих держав к новой мировой войне.
***
В последнее время о Земских соборах и местных земских учреждениях Московской Руси все чаще упоминают как о нереализованной модели государственного устройства, имевшей парламентский потенциал, но уступившей место абсолютистской форме правления при Романовых.
Так почему бы нам не обратиться сквозь века к тому уникальному опыту, который оставил нам в сфере социально-политических отношений первый русский царь Иван IV Васильевич Грозный, который знал, как и положено знать Помазаннику Божьему, что надо делать в подобной ситуации: объединять Россию, опираться на народ России, строить понятную и справедливую для подавляющего большинства народа постоянную легитимную систему взаимодействия власти и общества на основе настоящего народного местного самоуправления.
Земские соборы XVI в. не только стабилизировали социальную ситуацию в стране, но и позволили царю и народу обрести единство, столь необходимое в тот тяжёлый исторический период, когда в жесточайшей борьбе между боярско-княжеским олигархатом, готовым растащить Русь по вотчинам, и центральной властью, Российское государство входило в Новое время, создавая единое экономическое, политическое, социальное и, главное, духовное пространство.
Гражданская активность большинства населения России второй половины XVI — начала XVII вв., организованного в земство, воспитание в земской системе самостоятельно и широко, в государственном масштабе мыслящих лидеров, позволило народам России в момент смертельной опасности Смуты, в условиях отсутствия и государства, и верховной власти, победить врага и воссоздать русскую государственность.
Это урок всем нам, ныне живущим в России.
Манягин Вячеслав Геннадьевич — русский историк, писатель, журналист, автор книг по истории Древней и Средневековой Руси. Главный редактор издательства «Книжный мир». Член Союза писателей России, член Союза журналистов России. Член Общественной палаты г. Александрова.
P/S. Процесс организации/формирования/функционирования гражданского общества как одного из институтов государственного управления на самом деле не праздный, особенно в нынешнее нестабильное и неспокойное время. К русской истории - Земскому собору и Земским реформам - обращаются многие отечественные философы и историки, считая их истинно русским (самобытным) вариантом народного управления (конечно, с учетом современных реалий).
Предлагаю данную статью считать началом диалога о том, что же такое гражданское общество сегодня, каковы его функции и возможности, а так же способы их реализации.
Комментариев нет:
Отправить комментарий